Ближний бой

                                         …время пришло

первые пали юноши    на поле ратном… ¹

Когда «щит-крепости» сходились друг с другом, и боевой клич возрастал, ближний бой начинался всерьез. Непосредственно до стычки взметался рой тяжелых дротиков, в попытке создать разрывы в строе неприятеля, или, по крайней мере, отяготить щит противника, что бы за те немногие драгоценные секунды, когда он становился небоеспособным, нанести удар копьем.

Так случилось при Мэлдоне, когда Бюрхтнот получил легкое ранение «южным копьем» (возможно, привезенным из Франкии), нанесенное викингом в начале схватки. Бюрхтнот, мгновенно контратаковав, поразил напавшего на него ²:

и тут же неукротимый    пустил ответное,

жизни лишил он    несокрушимого… ³

В сражении копье с широким наконечником являлось основным оружием и могло быть использовано в атаке, защите и даже для рубящего удара. Большинство воинов не имело мечей и в первую очередь полагалось на свои копья. Металлический умбон щита сам представлял собой оружие. И хотя изначально умбон предназначался для защиты руки, держащей щит, спустя столетия он превратился в остроконечное и жестокое оружие. Мощный удар острия шишака мог вывести из строя чуть ли не с тем же эффектом, что и удар меча или копья.

Дистанционное оружие, такое как лук или дротик предназначалось не только для дальнего действия: оно также играло большую роль и в ближнем бою. Ратники задних шеренг, не израсходовавшие свой запас дротиков на начальной стадии сражения, могли теперь метнуть их в тех воинов, которые в суматохе боя невзначай подставили свои уязвимые места.

Возможно, что англосаксы разрабатывали способы для максимально эффективного применения своего вооружения. Воины оснащенные боевыми секирами на гобелене из Байо наводят на мысль о том, что значительная часть хускарлов была поражена ответными ударами в момент, когда они замахивались своими тяжеловестными секирами. На первых стадиях сражения они, возможно, нуждались в защите личных копьеносцев. Эти воины могли использоваться для вполне определенных целей, например, пробиться сквозь вражескую копейную преграду, для чего предназначение их вооружения подходила идеально. Меч, в большинстве своем, являлся оружием, которое использовали в последнюю очередь, когда копье или топор были утеряны или сломаны, или когда расположение войск становилось слишком скученным для эффективного обращения другим оружием.

С развитием схватки, в результате либо урона в живой силе, либо благодаря отрядам воинов, пробившихся внутрь вражеских порядков, боевые шеренги стены щитов начинали беспорядочно смешиваться. Пока крепость из щитов была достаточно плотной, подобное разупорядочение не имело какого-либо серьезного последствия. Крепость же из щитов, которая проламывалась под натиском пронзительных атак, и которая начинала редеть и прерываться, была обречена на гибель: вопреки поэмам, сражение являлось, прежде всего, столкновением между армиями, а уж затем серией индивидуальных и независимых дуэлей.

Обыкновенно, при защитной тактике, правильно выстроенная щит-крепость была вполне способна справиться с вражеской конницей. Стена из щитов не являлась, сама по себе, непреодолимой преградой при решительном натиске кавалерии, но, в сочетании с заслоном из копий, создавала психологический барьер, который принуждал лошадей шарахаться в сторону перед столкновением. Когда же конница отваживалась на сближение, она должна была преодолевать сопротивление строя копейщиков и ратников, вооруженных секирами. На гобелене из Байо изображен некий англосакс, по-видимому, хускарл, поражающий лошадь чрезмерно разгоряченного нормандского рыцаря прямым ударом в голову. Кроме того, при оборонительных действиях в ближнем бою решающую роль могло играть «дистанционное» оружие. Англосаксонский лучник на гобелене из Байо изготовился поразить из своего лука, словно острием копья, вырвавшегося вперед нормандца, достигшего строя хускарлов.

Причина смерти Гарольда при Гастингсе, предположительно либо от стрелы, попавшей в глаз, либо от удара мечем, явилась основой больших споров. Не меньше обсуждался вопрос, была ли смерть Гарольда простой случайностью, или же он целенаправленно преследовался нормандцами. Такие действия не выходили бы за рамки военной тактики того периода. Одна из главных целей в обычной схватке англосаксов - это прорваться к лидеру и убить его. Смерть командира неизбежно влекла за собой катастрофическое воздействие, уменьшающее энтузиазм бойцов армии. То же мы узнаем о смерти эльдормена Бюрхтнота при Мэлдоне, когда группа викингов настигла его; незамедлительно последовали разлад и гибель фирда:

Бюрхтнот не мешкая –     меч из ножен,

под сень дерев от сечи    спасенья ради… ⁴

Последний рубеж

Характер единоличного командования в то время означал, что смерть предводителя в сражении сводила на нет преданность воинов. Большая часть фирда, оставшись без лидера и командования, спасалась бегством. Тем не менее, оставался отряд людей, для которого бой был еще не закончен: hearthweru Бюрхтнота – его личные приверженцы, мужи, «которых он крепко любил».

Для членов hearthweru, допустивших гибель своего предводителя, остаться в живых являлось несмываемым позором. Узы товарищества были прочнее собственной жизни. Без своего господина и компании длинного зала, тэн был обречен на бесцельное и безродное существование. Лучше уж как следует отомстить за павшего владыку, либо же умереть при этой попытке. Подобное произошло при Гастингсе, где хускарлы Гарольда дрались до самого конца. Hearthweru Бюрхтнота вела себя таким же образом при Мэлдоне:

                               … увидали дружинники

смерть на месте    или месть за любимого. ⁵

Преследование

Хотя в поэме Битва при Мэлдоне преследование не упоминается, оно является непременным атрибутом сражения в других произведениях. Поэма о битве при Брунанбурге повествует, что «косили уэссексцы, конники [eorodcistum] исконные, доколе не стемнело, гоном гнали врагов ненавистных, беглых рубили, сгубили многих клинками камнеостренными» ⁸. После победы над викингами во время Андредcвельдской компании 892 года фирд, как известно, верхом преследовал норманнов до самой реки Колн. Обычное истолкование подобных боевых действий, в настоящее время впрочем, все менее и менее убедительное, – то, что тэны, до момента преследования обратившихся в бегство, должны были быть спешены.

Погоня являлась не только военной необходимостью, в сознании тэна она подразумевала месть. Д. Дж. В. Фишер приводит в Веке англосаксов пассаж о нортумбрийском гезите, который после неистовой сечи обратившись (едва не убитый горем) к своему пленнику, произнес: «и ты должен был умереть, потому что все мои братья и родичи погибли в той битве» ⁹. Кровная месть была долгом чести. Она должна была быть выполнена незамедлительно, под горячую руку. Задержка возмездия в течение любого количества времени лишь увеличивала неотвратимость его проведения.

Все же, как представляется, преследование не выдвигалось вперед до крайности, поскольку каждый желал прочесать поле битвы на предмет своей доли военной добычи. В поэме Юдифь победоносные войска, разбившие неприятеля, дабы востребовать свою часть трофея, поворачивают обратно чуть ли не с неприличной поспешностью:

Вспять повернули    бойцы воинственные

самоцветы бесценные. ¹⁰

Повреждения боевого снаряжения

Одим из следствий военных действий, часто упускаемых из виду современными исследователями, являлось повреждение боевого снаряжения воина. В плотных рукопашных схватках, типичных для англосаксонского сражения, щиты получали особо тяжелые повреждения, что отражено в Загадке Щита, подробно приведенной выше. Другие поэмы дают понять, что доспех так же бывал зачастую сильно поврежден. В Битве в Финнсбурге после тяжелого сражения:

Тут прочь отпрянул    израненный воин,

рубаха кольчатая,    и расколот шлем… ¹¹

Лечение раненых

Исцеление ран, по-видимому, входило в обязанности соратников тэна и нестроевого сопровождения непосредственно ему вверенного подразделения фирда. Нет подтверждения того, что какие-либо «врачи», как таковые, присутствовали в армии англосаксов, но можно с уверенностью предположить, что некоторые основополагающие (хотя и примитивные) медицинские знания существовали. Немного, конечно, но какие-то навыки прижигания или затягивания ран, предотвращающие смерть от потери крови, были известны. Большинство методов лечения принимали форму традиционных средств и заклинаний, передаваемых устно из поколения в поколение. Строка из Загадки Щита – «залечить, я знаю, ни единый не сможет среди людей целитель рваные эти раны травным зельем ¹²» - проясняет, что, по крайней мере, припарки из трав использовались широко.

Это говорит о том, что медицинский опыт англосаксов был сконцентрирован в руках духовенства, и это в значительной степени подтверждает, тот факт, что клирики являлись единственными людьми, способными читать или переписывать медицинские тексты. Сохранилось от этих текстов, лишь малая толика англосаксонских «лекарских книг», содержащих методы лечение травами и полу медицинские стихотворные заклинания. В «Заклинании девяти трав» ¹³, например, приводится смесь, составленная из собранных трав, включавшая девичий пиретрум и крапиву, которая должна применяться вместе со следующим аллитерационным текстом:

Коли кожа проколота,    коли тело проколото,

коли рука проколота,    никакого не бойся горя… ¹⁴

Некоторые недуги, исцеление которых приводилось в лечебниках, сравнивали с боевыми ранениями. Так Ylfa gescot или «стрела эльфа» - страдания от боли, причиненные незримыми агрессивными обитателями сверхъестественного мира. Waelsperu или «копье скорби» - острая боль, результат ранения саксом, выкованным «шестью кузнецами сатаны». Это вполне может означать, что некоторые лечебные снадобья первоначально применялись при боевых ранениях. Мало что известно о действенности этих примитивных средств, хотя, похоже, некоторые из них все-таки имели больший лечебный эффект, чем просто «placebo» ¹⁵. Исцеление от ран, полученных на поле боя, в эпоху, когда знания о медицинской гигиене были минимальными, должно было считаться большой удачей.

«Звери битвы»

Ратная сеча классической англосаксонской поэмы оканчивается грудой раздетых мертвых тел, покрывающих поле боя. То было царство «зверей битвы», животных, кружащих над головами сражающихся, да крадущихся окрест, выжидающих начала приглашения на пир костей павших. Так как в поэме Битва при Брунанбурге, когда потерпевшие поражение люди в смятении бегут с поля:

…на поле павших    лишь мрачноперый

с волчиной из чащи. ¹⁶

Птицы-стервятники, такие как ворон и ястреб, да и животные, употребляющие падаль, например волк, являлись исконными «зверями битвы». Черный ворон вызывал особенно сильные ассоциации: викинги изображали ворона на знамени, именуемом «разоритель земель» ¹⁷, которое они развертывали до битвы, очевидно, как уготовленное предзнаменование судьбы, ожидающее плоть всякого, кто выступал против них

Это было больше чем просто поэтический образ. Практика бросания тел на поле боя являлась осознанным политическим решением. Тела были самым ярким подтверждением победы – неоспоримым признаком не только масштаба сражения, но и фактом того, что победа была столь решающей, что побежденные не имели возможности унести своих павших

Умершие не могли должным образом войти в загробный мир до тех пор, пока их тела не подвергнутся соответствующим ритуалам. Вынести воина присущим образом с поля битвы являлось святой обязанностью: не сделать этого считалось преступлением перед воином и его памятью. «Тела своих они уносят с собою, даже потерпев поражение ¹⁸», писал Тацит о германцах. В Беовульфе конунг Хротгар не смог забрать тела своих ближайших тэнов, убитых чудищем Гренделем; в результате - был посрамлен и лишился значительной части своего влияния. Эта обязанность – забрать тела павших – глубоко укоренилась в сознании англосаксов. Даже значительно позже, в христианский период, когда значение языческих ритуальных деяний было забыто, надлежащее погребение оставалось первостепенным

Отказ в погребении являлся выражением превосходства победившего над поверженным. Прихотью победителя, оставляющего павших на поле боя. После битвы при Гастингсе Гифа, мать короля Гарольда, дабы похоронить его по-христиански, предложила герцогу Вильгельму столько золота, сколько весит тело ее сына. Вильгельм горделиво отклонил выкуп и позволил ей похоронить тело в аббатстве Креста Господня в Уолтхэме в Эссексе. Родичи и товарищи остальных прибывали на место битвы постепенно, даже спустя нескольких дней, и получали специальное разрешение забрать своих мертвых. Но многие, если не большинство, убиенных англосаксов остались лежать на поле не погребенными, уподобившись вехам знаковой победы. Описывая 70 лет спустя битву 1066 г., Ордерик Виталий указывал, что груды костей все еще можно было разглядеть на полях сражений у Стамфордского моста и Гастингса.

*            *            *

Гибель англосаксонской армии при Гастингсе дала возможность нормандским завоевателям приняться за следующее поколение. Первое издание Книги Судного Дня, упоминает нескольких тэнов, продолжавших владеть своими наделами в Йоркшире. Ко времени второго издания, появившегося около десяти лет спустя, остался всего один единственный. Ни одному тэну не удалось передать свою землю наследникам; все досталось нормандцам. Практически вся целостная система, обустраивающая английское графство, канула в лету; а наряду с ней и представители древнейшего сословия воинов.